Призраки дома на набережной. Дом на набережной Мега-проект эпохи социализма

Сегодня, в День политзаключенного, к Соловецкому камню на Лубянской площади в Москве, на Троицкой площади в Петербурге, к памятным местам по всей стране придут люди, чтобы зажечь поминальные свечи. ЧСИР -- "член семьи изменника Родины" -- сотням тысяч граждан Советского Союза эта аббревиатура известна не понаслышке. За ней в лучшем случае -- искалеченные навсегда жизни, в худшем - смерть, обозначенная на прокурорском языке другим сокращением -- ВМН (высшая мера наказания). На долю детей «врагов народа» выпало множество тяжких испытаний: расстрелы родителей, детские дома «усиленного режима», по достижении совершеннолетия -- лагеря.

Владимира Уборевич , дочь знаменитого полководца Гражданской, одного из основоположников советской военной доктрины, командарма Иеронима Уборевича, в течение 20 лет шла по этапу -- в прямом и переносном смысле. И.П.Уборевич был приговорен к высшей мере наказания вместе с М.Н. Тухачевским, И.Э.Якиром и другими советскими военачальниками по одному из самых масштабных сталинских карательных процессов 30-х годов -- «Делу военных» 1937 года. В ходе чисток среди высшего командного состава была обезглавлена армия и репрессировано более 40 тыс. человек. После расстрела отца и ареста матери 13-летняя Владимира Уборевич попала в детдом. Чудом избежала ареста по достижении совершеннолетия, пробыв на свободе почти два года. Один счастливый год -- в Ташкенте, у эвакуированной туда Елены Булгаковой (вдовы великого писателя), которая стала самым близким Владимире человеком. Сама числившаяся в «неблагонадежных», Елена Сергеевна не побоялась приютить у себя девочку с «преступной» фамилией. Однако в 20 лет Владимира была арестована, получив пять лет лагерей и запрет жить в крупных городах после отбытия срока.

Владимира Иеронимовна рассказала, что письма к Елене Сергеевне были для нее главным образом возможностью высказаться, выплеснуть на бумагу пережитое. (Они написаны в начале 60-х.) Она надеялась, что «зацементированная боль» воспоминаний после этого отступит, станет легче. Не случилось.

Письма автору вернула сама Елена Булгакова, справедливо предположив, что они будут нужны детям и внукам. Но родственникам Владимира Иеронимовна эти пожелтевшие тетрадные листки не показывала: «Не хотела снова погружаться». Так они и пролежали в старенькой папке 45 лет. В них 20 лет «крутого маршрута» ее жизненного пути: честный рассказ об одной из десятков тысяч судеб, перечеркнутых сталинской системой. Это документальное повествование о времени и о себе. Вместе с фрагментами писем впервые публикуются выдержки из следственных дел Владимиры Уборевич и ее матери Нины Владимировны, которые хранятся в Центральном архиве ФСБ России.

«Мы ничему не верили»

«Жила-была глупенькая девочка и дожила она на Большом Ржевском, 11, до 13 лет, доучилась в 110-й школе до пятого класса. Было у нее много чудесных друзей, хорошие папа с мамой, своя комната с канарейкой, куча всяких дел и игр, и не понимала она, что всю свою последующую жизнь будет вспоминать это обыкновенное детство, как сказку. Не эпизоды жизни, а «ту» жизнь я отличаю мысленно от «этой», как день от ночи. /.../

Весной, в начале мая все это началось для меня и для моих подруг. 31 мая застрелился Ян Борисович Гамарник (начальник политуправления РККА, посмертно признанный «врагом народа» и осужденный по «Делу военных». -- Ю.К. .). Как Вы помните, они жили в квартире над нами... Мы с Ветой (дочь Я.Б. Гамарника. -- Ю.К. ) сидели в большущей гостиной и рассматривали альбом с фотографиями, зачерчивали черным карандашом тех, кто уже из военных пропал... О своем папе я еще ничего не знала, но уже предчувствовала. Мама меня уже подготовила. Когда произошло несчастье в доме Гамарников, мама сказала мне что-то неясное, что папа тоже может попасть в неприятность, что он был дружен с Я.Б. и что-то еще... Она уже несколько дней как знала, что папа арестован. /.../

10 июня утром ко мне вбежала Ветка и сказала, что они с мамой едут в Астрахань (осужденных по «Делу военных» расстреляют 12 июня, приговор вынесут 11-го, а постановление о высылке членов их семей было принято заранее. -- Ю.К. ). Сколько было радости, когда я сказала, что мы тоже. /.../. Я была полна забот о своей канарейке, рыбах, черепахе и хомяке, которых решила везти с собой.

Друзей в доме немного -- все боятся. Знаю, что заходила только Галина Дмитриевна Катанян. Лиля (Брик. -- Ю.К .) сказала: «Мы сейчас с Ниной друг друга не украшаем». Виталия Примакова (ее мужа, легендарного основателя Червонного казачества, также расстрелянного по «Делу военных». -- Ю.К. ) арестовали в июне 1936 года. Он уже сидел год. /.../

Приехала в Астрахань Света Тухачевская, приехал Петька Якир... Только в июле я узнала, что с папой. Проболтался Петька. Восприняла я это тяжело. Где-то бежала, плакала...

Как-то мы с Веткой, Светкой и Петей (Гамарник, Тухачевской и Якиром. -- Ю.К. ) пошли в кино... До фильма с эстрады «клеймили позором» наших отцов. Мы пересмеивались. Нам не было стыдно, не было обидно. Не пойму, откуда это взялось, но мы ничему не верили. /.../

Когда во двор вошел 5 сентября работник НКВД, мама сказала: «Это за мной». Я помню, что во время обыска мама не плакала, но очень нервно спрашивала несколько раз, куда денут ее девочку. Эти люди говорили, что девочке тоже нужно собрать вещи и что ничего «с ней не сделается». Мне собрала мама два чемодана прелестнейших вещей, вплоть до булавочек на колечке, отдала свои часики и потихоньку в туфлю положила маленькую папину фотографию. Эта спрятанная во время ареста фотография сказала мне много о мамином отношении к отцу в те дни.

И вот мама поцеловала меня напоследок, еще раз спросила, что будет с дочерью, и ее увезли на маленькой легковой машине. Через короткое время эта машина вернулась и повезла меня... Уже в 10-м часу меня подвезли к высокому забору. На калитке было написано «Детприемник». Каково же было мое изумление, когда я увидела там Ветку Гамарник, Светлану Тухачевскую, Славку Фельдмана (сын расстрелянного по «Делу военных» комкора Б.М.Фельдмана.-- Ю.К. ).»

«Черное пространство и бесконечный ряд виселиц»

«Привезли нас в детдом под Свердловском в поселок Нижне-Исетск. Вышел к нам старенький директор и объявил нам, что никаких матерей мы здесь не увидим и что мы в детдоме. Четыре года как во сне. Все кажется серым, расплывчатым и грустным.

Первый год в детдоме был очень тяжел. Я помню, что каждый вечер, ложась в постель, брала мамину фотографию и много плакала. /.../ Кроме того, меня очень обижали в детдоме мальчики. Вещички начали у нас воровать все. Воры, просто девочки, кастелянша. Все.

/.../ Когда я думала о Москве, то мысленно видела черное пространство (почему-то без улиц и домов) и бесконечный ряд виселиц или силуэтов виселиц и снег, снег... Помню, что я много лет жизни в детдоме не уставала мечтать о папином приезде за мной, в прохожих искала папу и была уверена, что он вернется, что его где-то прячут. Как-то мне даже показалось, что он идет ко мне по шоссе.

В детдоме я жила «второй жизнью». Я пела в хоре, была отличницей, рисовала, купалась и имела много друзей. /.../ От мамы из лагеря я получала письма, чу дные письма, написанные очень убористо, чтобы больше сказать. /.../ Последнее письмо было от 20 августа 1939 года из Темниковских лагерей. Мама писала, что ее куда-то увозят и потому месяцев шесть писать она не будет, чтоб я не волновалась. Это было ее последнее письмо».

ЦА ФСБ РФ, архивное следственное дело (АСД) № Р-23913 на Уборевич Н.В. и других, Личное дело заключенного:

«Заявление Народному Комиссару Внутренних Дел СССР, Генеральному Комиссару Государственной Безопасности Л.П. Берия от Уборевич Н.В. 29 января 1941»

Крайне тяжелые личные обстоятельства вынуждают меня обратиться к Вам с таким, в сущности малозначащим и мелким делом.

Но несколько месяцев назад здоровье мое и хозяйство пришли в совершенный упадок. Скудная одежда моя обветшала, нет возможности не только чинить ее, но и просто выстирать, т.к. стирка платная. У меня давно нет ни мыла, ни зубного порошка. Попытка чистить зубы мелом, который выдают для чистки параши, кончилась воспалением слизистой оболочки рта...

На почве острого малокровия я ослепла. Лечат меня хорошо, но огромное количество лекарств, которые я ежедневно поглощаю, не могут утолить того мучительного чувства голода, который пересиливает даже снотворные средства.

Все вместе взятое заставляет меня г. Народный Комиссар, обратиться к Вам, не найдете ли Вы возможным предоставить мне какую-нибудь часть изъятых у меня без приговора денег.

Если вы найдете конфискацию моих и девочкиных вещей без приговора суда неправильной, то ввиду острой нужды в этом прошу Вашего распоряжения в выдаче мне 1 юбки (не имею никакой), 1 фуфайки или вязаной жакетки (не имею кофты), немного белья и теплый платок или шапку».

Обычно подобные заявления-просьбы механически подшивались к делу и оставались без ответа. Для Уборевич сделали исключение, ответив -- четыре с лишним месяца спустя.

Нач. Бутырской тюрьмы НКВД СССР майору Госбезопасности тов. Пустынскому.

Просим объявить арестованной Уборевич Нине Владимировне на ее заявление..., что ее вещи сданы в доход государства как конфискованные и возврату не подлежат.

Зам.нач. 2 отдела НКГБ СССР Калинин

Зам. нач. 2 отдела капитан Госбезопасности Матвеев».

ЦА ФСБ РФ, АСД № Р-23913 на Уборевич Н.В. и других, Наблюдательное дело. «Заявление Председателю Верховного Совета СССР М.И. Калинину от осужденной к высшей мере наказания Уборевич Н.В.

У меня, почти два года тому назад, тоже не хватило сил доказывать свою невиновность, и я, замученная физическими мерами воздействия, подтвердила ложь о себе, Корк Е.М. и Авербух Б.С. (жены А.И. Корка, расстрелянного в 1937 году по «Делу военных» и Я.Б. Гамарника, застрелившегося перед арестом. -- Ю.К. ).

Обо всем этом 12 марта прошлого года я написала Народному Комиссару НКВД Л.П. Берия. Вызывал меня прокурор, уточнил и выяснил все обстоятельства дела и следствия. Все трижды запротоколировано.

Михаил Иванович! В предъявленном мне обвинении я не виновна, что подтверждается показаниями всех подсудимых.

Я не совершала преступления.

Помилуйте меня».

В 1943 году Владимира Уборевич узнала, что ее мать «осуждена на десять лет без права переписки».

В Свердловске проводил вступительные экзамены Московский архитектурный институт. Труднейшие экзамены Владимира сдала успешно, несмотря на детдомовское «образование» и неблагополучное происхождение. Но радость оказалась преждевременной: институт лишь вступительные испытания организовывал на Урале, а учебный год открывал в Ташкенте. «Вы здесь до особого распоряжения НКВД» -- права на выезд за пределы Свердловской области у Уборевич не было. Но тем не менее добыть командировочное удостоверение в Ташкент все-таки удалось. Там ее ждала неожиданная радостная встреча -- с Еленой Булгаковой, эвакуированной с семьями московских и ленинградских литераторов.

«Елена Сергеевна! Помню, как мы ходили с Вами смотреть общежитие, в котором мне следовало жить. Это был сырой сарай, и мы с Вами решили, что мне с моим ревматизмом эти апартаменты не подойдут.

Так я и осталась жить у Вас. Жилось мне у Вас чудесно. Мне всегда было с Вами весело, всегда интересно. С другой стороны, мне было у Вас плохо жить. В детдоме я никому не была нужна. Стала солдатиком, убрала все чувства глубоко, за грань. Я последние годы в детдоме была самой веселой девочкой, самой бодрой спортсменкой и плясуньей. Но все это подспудное нельзя было трогать.

И вот Ваша мягкость, теплота совсем меня размагнитили, и я вдруг стала много плакать. Не знаю, как Вы расценивали мое поведение и заметили ли Вы, как действуете на меня. Только у Вас я так много плакала, а потом -- совсем разучилась».

Через некоторое время институт вернулся в Москву. Когда утверждались списки студентов и профессоров, которым разрешено уехать из Ташкента в столицу, и друзья, и преподаватели очень беспокоились: шансов на то, что дочке «врага народа» с такой известной фамилией разрешат вернуться в Москву, почти не было. Однако в общей спешке «проверяльщики» слегка утратили бдительность и из списков ее не вычеркнули. У хорошенькой, грациозной и жизнерадостной Владимиры появилось много друзей и поклонников. Было очень весело и радостно учиться, и эти два года учебы в Московском архитектурном институте, год -- в Ташкенте и год -- в Москве, она называет самыми лучшими в жизни с 1937 по 1957 год. Казалось, тучи рассеиваются. Елена Булгакова сказала тогда: «Мира хватила такую большую чашу горя, что больше ей уж не полагается». Она ошибалась.

«Следователь бегал вокруг меня, размахивая пистолетом»

«11 сентября 44-го года. Утро серенькое, моросящий дождь. Я собрала с собой чемодан вещичек, положила акварель, кисти. Зашла в институт за справкой о выезде на каникулы (собиралась в дом отдыха с подругой. - Ю.К. ). Ко мне подошел высокий мужчина в сером костюме и спросил, я ли Уборевич. Попросил выйти на минутку. Подошли к машине. Около шофера сидел в синем. Сказали, что им быстренько нужно проверить кое-какие документы, что к пароходу я успею вернуться. Так и привезли меня на Лубянку. /.../ Следователь -- взъерошенный псих -- кричал, бегал и требовал, чтобы я «сознавалась».

ЦА ФСБ РФ, АСД № Р-41897 на Уборевич В.И. Тухачевскую С.М. и др. «Из протокола допроса обвиняемой Уборевич В.И. от 11 сентября 1944 г.

Вопрос. Вы арестованы за проведение антисоветской работы. Следствие предлагает вам правдиво показать о совершенных вами преступлениях.

Ответ. Я никогда не вела антисоветской работы и никаких преступлений перед советской властью не совершала.

Вопрос. Вы говорите неправду. Следствию известно, что вы вели вражескую работу, о которой и предлагаю вам подробно показать сейчас на допросе.

Ответ. Повторяю, что никакой вражеской работы я не проводила...

Враждебно настроена по отношению к советской власти я не была».

«Так началась тюрьма. От следователя меня повели обыскивать, забирать вещи. У заключенных (женщин. -- Ю.К. ) отбирают пояса для чулок, у мужчин ремни, отпарывают пуговицы. По яркому коридору привели в «бокс» -- маленькую ярко освещенную камеру. Состояние, помню, было дикое.

Вызовы к психам-следователям начинались в мертвый час. Специально давали нам лечь, а тогда вызывали. Так же ночью. Когда я сказала, что сижу за отца, он (следователь. -- Ю.К. ) чуть не лопнул от возмущения: «У нас дети за отцов не отвечают!» Все часы, отведенные на сон, я проводила у следователя. Он же неутомимо психовал, бегал вокруг меня, размахивая пистолетом, периодами засыпал за своим столом, скрываясь за шевелюрой, потом опять бегал, кричал, матерился, и так каждый день пять-шесть часов ночью и пару часов днем.

Следователя нам сменили. Теперь вел дело полный, спокойный блондин -- садист. Пока я сидела у него, он (я думаю, нарочно) разговаривал с женой по телефону о театре, о развлечениях и всяких проявлениях жизни человеческой.

Светлана сидела в соседней камере, и мы начали сначала перестукиваться, а затем переписываться (записки оставляли при выносе параши в туалете за батареей. -- Ю.К. ). В каждой камере есть стукачи, и нас со Светланой за переписку посадили на пять суток в карцер.

Холод поддерживается особой продувной вентиляцией. В карцере есть бетонный столбик, на который опускается с 12 ночи до 6 утра доска-кровать, лампочка и больше ничего. В торце коридорчика около моей крайней камеры стоит стол и два стула дежурных, которые сидят здесь в тулупах. Мои соседки по камере дали мне с собой мою студенческую телогрейку, и я мерзла не так сильно, как бедная Светлана. У той вообще не было теплых вещей, т.к. арестовали ее в сентябре в трамвае. В карцере за пять дней один раз горячий суп и три раза кипяток. Хлеб 300 гр. в день.

У меня было что-то плоховато с сердцем. Пульс очень частил, грудь сдавлена, врача не вызывают».

ЦА ФСБ РФ, АСД № Р-41897 на Уборевич В.И. Тухачевскую С.М. и др. «Обвинительное заключение по следственному делу по обвинению Якир П.И., Тухачевской С.М., Уборевич В.И.

Следствием по делу установлено, что обвиняемые: ЯКИР П.И., УБОРЕВИЧ В.И. и ТУХАЧЕВСКАЯ С.М. с осени 1942 года поддерживали между собой на почве общности враждебных взглядов дружественные взаимоотношения и проводили среди своих знакомых антисоветскую агитацию, направленную на дискредитацию мероприятий партии и советского правительства, а также распространяли клеветнические измышления против руководителей советского государства.

УБОРЕВИЧ В.И. начиная с 1942 года среди своих знакомых распространяла клевету о советской действительности, утверждала, что в СССР отсутствует политическая свобода. В связи с арестом отца, возводила клеветнические измышления на вождя ВКП(б) и советское правительство и пыталась доказать своим единомышленникам правоту троцкистских измышлений о том, что, якобы, вождь партии ведет страну не по Ленинскому пути.

3. УБОРЕВИЧ Владимира Иеронимовна, 1924 г.р. уроженка гор.Читы, литовка, гр-ка СССР беспартийная, дочь врага народа -- УБОРЕВИЧ И.П., до ареста -- студентка 3 курса Московского архитектурного института. -- Обвиняется в том, что: Во время Отечественной войны проводила антисоветскую агитацию, т.е. в преступлениях, предусмотренных ст. 58-10 часть 2-ая УК РСФСР».

«На третий месяц сидки в Бутырках дали прочитать приговор -- «пять лет исправительно-трудовых лагерей». А я-то думала -- на свободу.

Весна 1945 года В наших делах ретивый следователь написал: «дальние лагеря». Мне -- Воркуту, Свете -- Печору.

Из женщин ехали на Воркуту крупные блатнячки. Чтобы попасть в дальние лагеря, нужно было большое преступление. Или лагерное убийство, или побег из лагеря, или 58-я статья.

Котласская пересылка -- очень мрачный лагерь со строжайшим режимом... Из барака нас водили ежедневно на работу за зону. Таскали доски. У меня в тот период было плохо с сердцем. Иногда врачи освобождали. Мне очень трудно было работать. Пейзаж очень плоский, свинцовое, холодное небо. Вдали такая же свинцовая Северная Двина. Все мечтала нарисовать. Кругом равнины бескрайние и только вышки над землей.

В Воркуте вагон остановился часов в пять утра 9 мая 1945 года. День и час окончания войны! Мне казалось, что в такой час нас должны выпустить на все четыре стороны... Конвоировали нас с собаками и автоматами. Так началась жизнь в лагере».

В Москву Владимира Уборевич возвратилась в 1957-м. Светлана Тухачевская прислала ей в Воркуту, где после окончания лагерного срока Владимира была в ссылке, телеграмму: «Наших реабилитировали».

Письма Владимиры Уборевич и дополняющие их уникальные документы из Центрального архива ФСБ России готовит к публикации издательство «Время». На фоне лозунгов о необходимости изучать историю исключительно на героических примерах, вновь поднятых на щит в год 70-летия «большого террора», у этой книги вряд ли будет массовый читатель. Она не для всех. Но для каждого, кому не безразлична подлинная история России во всей ее полноте. Она -- и дань памяти тех, чьи безвестные могилы эпохи «большого террора» некому оплакивать.

Летом 1963-го совершенно независимо друг от друга две лично незнакомые, но перекрещенные временем и общностью судеб женщины исповедуются в письмах. Одна — в двадцати эпистолярных разговорах с воображаемым другом. Другая - в четырнадцати посланиях подруге своей расстрелянной матери, Елене Булгаковой, вдове Михаила Булгакова. Одну зовут Светлана Аллилуева, другую - Владимира (Мира) Уборевич

Одна из этих женщин пишет в уже тогда элитной Жуковке, другая, по вечерам, после работы - в менее пафосном, но тоже известном дачном месте, Малаховке. Обе заканчивают свои тяжелые исповеди в августе 63-го. Исповедь первой увидела свет в 1967-м, в Лондоне. Письма второй - лишь в 2008 году, в Москве.

Десять лет

спустя Они могли пересечься в детстве ровно по той причине, что их родители занимали высокие государственные посты, а отец одной отправил на казнь отца другой. И та и другая упоминают семейные посещения дачи Микояна в Зубалове. Мира Уборевич была знакома с Кирой Аллилуевой, приемной дочерью брата Надежды Аллилуевой, жены Сталина. Девочки были почти однолетками - Мира Уборевич родилась в 1924-м, Светлана Аллилуева - в 1926-м. Обе любили своих отцов, а занятые отцы не чаяли души в маленьких дочках. К тому же поколению (родился в 1925-м) относился Юрий Трифонов. Свои «письма другу» он писал всю жизнь - в «Доме на набережной », «Времени и месте», незаконченном и уже совсем откровенном романе «Исчезновение »: столь мощной оказалась душевная травма от ареста отца, Валентина Трифонова, «старого большевика». Именно тогда, ближе к середине 60-х, младший Трифонов написал книгу об отце - «Отблеск костра».

Вероятно, именно спустя десятилетие после смерти Сталина у детей тех, кто прикоснулся к тому «костру», о котором писал Трифонов, или просто сгорел в нем дотла, возникла необходимость разобраться в произошедшем, исповедаться на бумаге. Уже двигалась к неизбежному окончанию оттепель и готовилась - невидимо, исподволь - бархатная ресталинизация. Вот двадцатое письмо Аллилуевой: «Все вздохнули свободнее, отведена тяжелая, каменная плита, давившая всех. Но, к сожалению, слишком многое осталось без изменения - слишком инертна и традиционна Россия, вековые привычки ее слишком крепки».

Точки съемки

Письма Аллилуевой и Уборевич создают поразительный оптический эффект: одно и то же время, почти одни и те же события показаны с разных точек съемки. Сначала различий почти нет: в фокусе - дружные семьи, детские праздники, запах табака добрых улыбающихся отцов, залитые утомленным солнцем дачи, квартира в Кремле, генеральские хоромы в арбатских переулках, круг общения - элита политическая, военная, артистическая. Уборевичей посещают Давид Штеренберг, Лиля Брик, Александр Тышлер. Друзья Миры - дочери Тухачевского, Гамарника, Бухарина, сын Якира. Затем оптика меняется, обнаруживаются верные признаки перемены участи: для отцов, в том числе и для будущего «отца всех народов», был четкий знак - самоубийство Орджоникидзе. Для Миры Уборевич - выстрел в квартире сверху: покончил с собой Ян Борисович Гамарник, начальник политуправления РККА. Пятое письмо Уборевич: «В комнату, где лежал Я.Б., нас не пускали. Мы с Ветой (дочь Гамарника. - The New Times ) сидели в большущей гостиной и рассматривали альбом с фотографиями, зачерчивали черным карандашом тех, кто уже из военных пропал».

Семьи репрессированных сначала отправляют в Астрахань. Друзья - дети Уборевича, Гамарника, Тухачевского, Якира - идут в кино: «До фильма с эстрады «клеймили позором» наших отцов. Мы пересмеивались. Нам не было стыдно, не было обидно. Мы презирали всех... мы ничему не верили».

Отцы и дети

А потом для Миры Уборевич наступил сплошной многолетний кошмар. Арест матери, Нижне-Исетский детский дом, наконец - Лубянка, Бутырка, пересылки, лагерь в Воркуте. И вечные поиски матери: «Я всю жизнь до возвращения в Москву в 57-м году ждала встречи с мамой... и только когда в 56-м году попросила А.И. Микояна помочь маму разыскать, поверила ему - их (матерей Уборевич, Тухачевской, Гамарник. - The New Times ) нет».

А в детдоме Мира Уборевич продолжала ждать отца. Строки столь же щемящи, как у Трифонова во «Времени и месте»: «Надо ли вспоминать, о чем говорили отец с матерью, не слышавшие мальчика? «Ты мне обещал! Ты мне обещал!» - ныл мальчик и дергал отца за палец... Надо ли - о людях, испарившихся, как облака? Надо ли... о том, как отец не вернулся даже накануне парада... и они с мамой.. сидели в пыльной квартире до вечера, ожидая, что принесут телеграмму, но телеграмму не принесли?» Из писем Уборевич: «Я много лет жизни в детдоме не уставала мечтать о папином приезде за мной, в прохожих искала папу и была уверена, что он вернется, что его гдето прячут. Как-то даже мне показалось, что он идет по шоссе». ...

Лощеный лубянский следователь возмутился, когда Уборевич сказала ему, что сидит за отца: «У нас дети за отцов не отвечают!» Дети ответили в том числе и за грехи отцов - ведь легендарные командармы отнюдь не были ангелами, а потому в 1937-м твердо знали, что с ними сделает один из добрых папочек. Светлана Аллилуева в своих письмах была чрезмерно прекраснодушна: «Все мы ответственны за все... пусть придут молодые... которым все эти годы будут - вроде царствования Иоанна Грозного - так же далеки и так же непонятны... И вряд ли они назовут наше время «прогрессивным»...»

Ничего - назвали. Сегодня наша страшная история не столько переживается заново, сколько переписывается - в речах дуумвиров и школьных учебниках. За грехи прадедушек отдуваться будут правнуки.

Уборевич Владимира. 14 писем Елене Сергеевне Булгаковой /Сост. Ю. Кантор. М., издательство «Время», 2008, 176 стр.

Владимира Иеронимовна Уборевич родилась в 1924 году. Отец - знаменитый командарм Иероним Петрович Уборевич, расстрелян в 1937 году по делу о «военно-фашистском заговоре в РККА» (вместе с М. Тухачевским, И. Якиром, А. Корком). Мать Нина Владимировна расстреляна в 1941 году за «антисоветскую агитацию». Владимира Уборевич до 1941 года воспитывалась в детском доме. В 1944 году осуждена на пять лет за «антисоветскую агитацию», освобождена по амнистии в 1947-м. Жила в Воркуте, с 1957-го, после реабилитации отца и матери, живет в Москве.

Из протокола допроса Уборевич В.И. от 6 ноября 1944 года (ЦА ФСБ РФ) «В 1942 г. в беседах с Тухачевской (Светлана Тухачевская, дочь Михаила Тухачевского. - The New Times )... я высказывала клевету на органы НКВД, говорила, что враги народа - мои и ее родители - арестованы были неправильно... что если бы были живы враги народа Уборевич и Тухачевский, то положение на фронтах Отечественной войны было намного лучшим и Красная Армия в начале войны не терпела бы временных неудач».

Возводить этот таинственный особняк начал боярин Берсеня Беклемишев в далеком 16-м веке. Достроить палаты он так и не успел, поскольку был казнен по распоряжению царя Василия III. Место, где располагался дом, издревле называли Болотом (из-за находящегося поблизости водоема, густо заросшего ряской и тиной).

Строительство печально известного здания закончил дьяк по имени Аверкий Кириллов. Но и ему не удалось насладиться жизнью в свежевыстроенных палатах - в ту пору случился стрелецкий бунт, во время которого дьяк был убит.

Постепенно Болото приобрело . Здесь грабила заезжих купцов шайка знаменитого разбойника Ваньки Каина, здесь же часто устраивали казни государственных преступников. Несмотря на такое историческое прошлое, именно в районе Бресневской набережной в начале 20-х годов минувшего столетия начали возводить легендарный «Дом будущего», предназначавшийся для партийной элиты СССР.

Мега-проект эпохи социализма

Общая площадь дома на набережной в Москве составила порядка 400 000 м2. Десятиэтажное строение насчитывало 505 квартир и множество инфраструктурных объектов. Здесь находилась парикмахерская, прачечная, магазин, детский сад, телеграф, почта, спортзал. Словом, все, что нужно для комфортной жизни. Первыми жильцами знаменитого дома стали Берия, маршалы Жуков и Тухачевский, дети Сталина. Расселение осуществлялось по особым правительственным спискам.

Беспокойные соседи

Странные вещи начали происходить, когда дом стали заселять первые жильцы. Поговаривали, что в темных коридорах строения можно было мельком увидеть силуэты разбойника Ваньки Каина и печальной бледной девушки. Владельцев квартир по ночам беспокоили шаги и призрачные голоса.

Впрочем, вполне вероятно, что соседями жильцов стали не только . Дело в том, что дом на набережной в Москве не имеет 11-го подъезда. В 1930 году, когда объект находился на стадии строительства, случился сильный пожар. Застройщик опасался сорвать сроки введения объекта в эксплуатацию. Было решено отказаться от 11-го подъезда и распределить полезную площадь между подъездами 10-м и 12-м.

Квадратные метры квартир были перераспределены, но куда «ушли» лестницы, лифты и лестничные клетки - осталось загадкой. Долгое время ходили упорные слухи о том, что «тайными коридорами» пользовались сотрудники Лубянки, чтобы следить за жильцами. Якобы по ночам агенты госбезопсности арестовывали неугодных…

Призрак дочери командарма

С домом на набережной связана еще одна интересная легенда. Если верить очевидцам, то в сумерках поблизости от строения можно увидеть призрак молодой девушки, известный как дочь командарма.

Родители девушки были репрессированы, спецслужбы попытались арестовать и ее саму. Однако дочь командарма заявила сотрудникам НКВД, что застрелит из отцовского нагана всякого, кто попытается выломать дверь. Тогда по приказу наркома Ежова входы и выходы в квартиру наглухо забили, а также отключили электричество, воду и телефонную связь.

Девушка звала на помощь в течение недели. Однако соседи не реагировали, люди боялись даже близко подходить к квартире дочери командарма. Что случилось с девушкой потом, легенда умалчивает. По одной версии она застрелилась, по другой - умерла от голода и жажды. С тех пор по ночам ее призрак бродит по набережной рядом с Театром эстрады.

С московским домом на набережной связано множество интересных мифов, загадок и тайн. Однако на этом его история не заканчивается, ведь здесь по-прежнему живут представители элиты.

В Москве, кажется, нет второго такого дома, который был бы полностью увешан мемориальными табличками, как известный Дом на набережной. И нет в столице второго такого загадочного здания. В отличие от многих легендарных и населённых призраками объектов столицы, дом №2 на улице Серафимовича не имеет многовековой истории. Его строительство было закончено в 1931 году, и туда сразу же вселились партийные деятели, Герои Гражданской войны и войны в Испании, старые большевики, выдающиеся учёные и писатели, служащие Коминтерна.

С 1931 года по ноябрь 1939 в этом доме жил и культовый советский писатель Юрий Трифонов. Именно с его лёгкой руки «Дом на набережной», официальное название которого «Дом для ответственных работников ЦИК и СНК Союза ССР, ВЦИК и СНК РСФСР», вошёл в городской фольклор под этим именем.

И у стен есть уши…

Дом на набережной, если верить молве и мнению некоторых археологов, построен на месте пыточных палат Малюты Скуратова, в которых главным опричником было уничтожено множество врагов Ивана Грозного. Пыточные палаты стояли на берегу Москвы-реки и были соединены с Кремлём подземными ходами. После сноса пыточных палат это место на Берсеневской набережной долго пустовало, потом на этом месте находились винно-соляные склады. В начале XX века, на пустыре над Москвой-рекой было решено построить дом для партийных работников и новой элиты.

Построенный по проекту Бориса Иофана в стиле позднего конструктивизма двенадцатиэтажный дом с 24 подъездами имел 505 квартир, которые стали западнёй для каждого третьего жильца нового дома – чёрные воронки, во время Большого террора 1930-ых годов, подъезжали к дому каждую ночь. Многие жителя Дома на набережной были репрессированы целыми семьями.

Но в далёком 1931 заехать в дом №2 на улице Серафимовича было настоящим счастьем. На каждом этаже элитного дома – по две квартиры с паркетом и фресками на потолках. Мебель была унифицирована: стулья, столы, буфеты и прочее имели бирки инвентарных номеров. Жильцы, въезжая, подписывали акт приемки, в котором учитывалось всё - вплоть до шпингалетов и дубовой крышки от унитаза. На первом этаже располагались: помещение клуба ВЦИК имени Рыкова (сегодня это Театр Эстрады), кинотеатр на полторы тысячи мест, спортивный зал, универмаг, прачечную и амбулаторию, сберкассу и отделение связи, детский сад и ясли. По талонам в столовой, которая находилась там же, жители дома получали готовые обеды и сухие пайки. Во внутренних дворах радовали глаз газоны с фонтанами.

Одна из главных загадок дома — подъезд №11 — изначально нежилой. В нём нет ли лифтов, ни квартир. Сегодня предполагается, что отсюда или прослушивали квартиры жильцов других подъездов, или за стенами скрыты некие тайные помещения. Может быть, именно в подвале под подъездом №11 находится вход в тоннель, связывающий дом с Кремлём и Лубянкой.

Более того, есть мнение, что агенты госбезопасности попадали на лестничные площадки не через подъезды, а по системе мусоропровода. Потом арестованных спускали на лифте в подвал, на минус третий этаж, где уже дожидалась вагонетка. Оттуда по подземному ходу их доставляли прямо на Лубянку.

Агентов НКВД в Доме на набережной было немало. Чекисты не только имели здесь свои конспиративные квартиры, где встречались со своими осведомителями или прятали таинственных жильцов, но и работали в доме под видом комендантов, консьержей, лифтёров. Кроме того, говорили о том, что многие стены имеют связанные между собой полости, по которым сотрудники НКВД могли перемещаться и подслушивать разговоры высокопоставленных жильцов.

Папина дочка.

В Дома №2 на улице Серафимовича и близ него можно встретить призрак юной девушки, который москвичи прозвали Дочерью Командарма. Если верить городской легенде, это призрак дочери одного из высокопоставленных военных, которого арестовали днём на службе. Арестована была и его жена, а вечером сотрудники НКВД приехали и за девушкой. Но увезти её оказалось не так легко: девушка заперлась в квартире, заявив, что никого не впустит и будет отстреливаться из отцовского нагана.

Дочь военного было решено забаррикадировать в квартире, отключив газ, свет и воду. Её крики и мольбы прийти на помощь слышал весь подъезд, но помочь никто не решался из-за страха перед чекистами. Девушка якобы умерла на десятый день…

До сих пор её неуспокоенная душа блуждает по дому и по набережной рядом с Театром эстрады. По поверью, после встречи с призраком Дочери Командарма, чтобы избежать предвещаемого ею несчастья, нужно дать милостыню первому же нищему.

Танго в пустоте.

Известный писатель и сценарист Эдуард Хруцкий тоже был жильцом Дома на набережной. Говорят, что ему пришлось однажды лично удостовериться в существовании призраков.

Хруцкий близко дружил со своими соседями сверху, и однажды застал их за сбором вещей. На все расспросы они ответили, что получили долгожданное разрешение на выезд в Израиль, но на сборы дано меньше суток и с собой разрешено взять лишь несколько чемоданов. На следующий день какие-то люди вывезли из квартиры всю мебель, вплоть до скрипучих табуреток. Она осталась совершенно пустой, только по углам валялись пачки старых газет и журналов.

Через несколько дней после отъезда соседей, Эдуард Хруцкий услышал, что из их квартиры раздаётся музыка – довоенное танго «В парке Чаир». Он поднялся на этаж выше, подошел к дверям, за которыми явственно звучала старая мелодия, и нажал кнопку звонка. Музыка моментально стихла, оборвавшись на полуслове. Полная тишина. Хруцкий потянул за ручку, и дверь открылась. Он включил свет в коридоре, прошел по квартире – она была совершенно пуста.

Гораздо позже писателю удалось узнать, что до его эмигрировавших в Израиль соседей в той квартире жила семья репрессированных, которые очень любили это танго.

При свете дня.

Сегодня Дом на набережной объявлен памятником истории и охраняется государством. В доме расположены жилые корпуса, Театр Эстрады, кинотеатр «Ударник», магазин сети «Седьмой континент», студия звукозаписи «SOUNDWORX», Дом Российской Прессы и ряд прочих коммерческих организаций. В 1988 году по инициативе Тамары Тер-Егиазарян, жившей в дома с 1931 года, открыт краеведческий музей, в котором воспроизводится атмосфера 1930-ых.

Это огромное серое здание на Берсеневской набережной – символ советской эпохи, её великих достижений и кровавых потерь.

«Дом на набережной в Москве», «Дом правительства», «Серый Кремль», «Дом предварительного заключения» — все эти нелестные названия носит один и тот же московский жилой комплекс. Он снискал жуткую славу среди москвичей, особенно партийной верхушки СССР.

Вконтакте

Расположение на карте

Здание находится на берегу Москва-реки по адресу: улица Серафимовича, 2.

Ближайшие станции метро:

1. «Кропоткинская»: необходимо пройти по Волхонке и свернуть направо на Знаменку, дойдя до Большого Каменного моста. Также можно пройти по Соймоновскому проезду до Пречистенской набережной и дойти до Патриаршего моста;
2. «Боровицкая» : нужно выйти на Моховую улицу, пройти до Боровицкой площади и повернуть налево. Дорога приведет к Большому Каменному мосту.

Важно знать: до интересуемого объекта можно доехать на общественном транспорте от метро «Кропоткинская» до остановки «Кинотеатр «Ударник» на троллейбусах 1 или 33.

Само здание возведено на Болотном острове, также его называют Золотым, Кремлевским или Безыменным островом. Это искусственная насыпь, образовавшаяся при прокладке водоотводного канала в конце XVIII века.

С «большой землей» его соединяют несколько мостов: Большой и Малый Каменные, Большой и Малый Москворецкие, Большой и Малый Краснохолмские, Большой Устьинский, Патриарший, Шлюзовый, а также несколько пешеходных (Лужков, Комиссарский, Садовнический).

История сооружения

Своим «рождением» постройка обязана произошедшей революции и переносу столицы из Санкт-Петербурга обратно в Москву. Переехавшие чиновники столкнулись с внезапной проблемой: им не хватало жилья.

Первое время их расселяли в гостиницах, но вскоре выяснилось, что приехавших служащих слишком много. В 1927 г. создали комиссию, которой и поручили решить проблему – построить отдельный комплекс жилых зданий и заселить всех туда. Строительство началось в том же году и закончилось через 4 года.

Обратите внимание: первоначально в сооружении должны были жить только члены ЦК ВКП (б) и важные государственные деятели, но после квартиры начали выдавать деятелям искусства, военнослужащим, Героям СССР.

Сооружение представляет собой жилое здание в 12 этажей, разделенный на 24 подъезда. Внутри расположились 505 квартир – по 2 на этаж. Планировалось, что стены снаружи будут украшены мраморной крошкой розового цвета, но из-за близости котельной их пришлось оставить серыми. Внутренние дворики украсили фонтанами и газонами.

Внутри же жилье поражало роскошью: паркет из дуба, расписные потолки, над которыми работали мастера Эрмитажа. Кухни были крошечными, так как проживающие получали талоны на питание в местном клубе на 1 этаже.

Абсолютно вся мебель имела собственный инвентаризационный номер: при въезде хозяева подписывали акт приема-передачи.

Первые два этажа были отданы под коммуналки для обслуживающего персонала. Также на территории имелись детский сад, кинотеатр, театр, магазин, амбулаторная и прачечная.

Загадочные явления и легенды

Издавна привилегированное место стало объектом страшных событий, тайн и мифов.

11 подъезд

Один из самых знаменитых связан с 11 подъездом, которого официально нет – за 10 идет 12 подъезд. Однако крошечная дверь все же сохранилась: она ведет на узкую грязную лесенку.

Обитатели поговаривали, что в подъезде 11 должны были жить самые важные лица, но из-за сроков его не успевали построить, и тогда площадь будущего жилья поделили между соседними подъездами. Но ведь помимо квартир там были и лестницы, проходы, запланировано место для лифта, которые никуда не делись.

Официально местом пользовался обслуживающий персонал, неофициально – НКВД. По всему зданию тянулись коридоры между стенами, через которые сотрудники Лубянки могли прослушивать обитателей и проникать в их жилье.

Кстати, сами стены очень легко прослушиваются, и это явно не строительный брак. Через такие стены КГБ легко могло узнать о происходящем внутри помещений.

Во второй версии аресты производились через систему лифтов для вывоза мусора: арестованных спускали на -3 этаж и пересаживали в вагонетку, которая ехала прямиком в подвал на Лубянке.

С этим связана еще одна «маленькая» легенда: говорили, что в одном из лифтов есть проход в другое измерение. Люди заходили в него и уже не могли выйти или вернуться – исчезали. Однако исчезали они не в другом времени, а в подвалах Лубянки.

Дочь Командарма

С призраками расстрелянных связаны сотни историй, которые, однако, не стали полноценными легендами. Отзывы жильцов показывали, что часто слышались крики, стоны и голоса, чей-то плач. Одной из самых известных считается история о дочери Командарма.

В 30-х г., когда многих жильцов постигли репрессии, произошла такая история: мужа и жену арестовали на работе, а их дочь осталась дома. Прибывший арестовать ее наряд НКВД натолкнулся на запертую дверь и обещание застрелить любого вошедшего.

Нарком Ершов приказал забаррикадировать двери и окна, выключить водоснабжение, отопление и электричество. Жильцы не рискнули прийти на помощь замурованной заживо девушке, и через неделю ее крики стихли.

С тех пор ее призрак можно встретить в этом здании. Говорят, что после такой встречи нужно подать милостыню первому встреченному нищему, иначе призрак разозлится.

Танго «В парке Чаир»

Однажды перед Новым годом семье разрешили выезд в , дав на сборы всего сутки. После их отъезда государственные служащие вывезли все вещи из квартиры подчистую.

На следующую ночь, отметив Новый Год, владелец жилья под пустой квартирой, писатель Хруцкий, в тишине услышал, что у соседей сверху играет старое танго «В парке Чаир».

Хруцкий поднялся, чтобы познакомиться с новыми жильцами, но стоило ему нажать звонок, как музыка стихла. Дверь была открыта, а квартира полностью «голой», в неё никто не въезжал.

Позже Хруцкий выяснил, что до войны в квартире жила семья, любившая эту музыку. Она была репрессирована в 30-х г.

История о будущем

Необычная история связана и с именем старшеклассника Левы Федотова – всесторонне одаренного, но крайне болезненного мальчика. Семья Федотова въехала получила жилье в 30-х г., с 1940 г. старшеклассник (ему тогда было 17 лет) начал вести дневник.

После начала ВОВ юноша рвался на фронт, но его призвали только в 1943 г. В том же г. он погиб на Курской Дуге.

Через несколько лет друг детства Левы Михаил Коршунов получил его дневники — 15 исписанных тетрадей. В них Лева в 1940-41 г. детально описывал Вторую Мировую войну, план Гитлера «Барбаросса», рассказал о его провале, о последующем наступлении советских солдат на и его штурме, о первом полете американцев на Луну.

И хотя в последнем Лева ошибся, написав, что американцы полетят на Марс, он точно указал дату – 1969 г. Остальные сведения тоже оказались поразительно точны, хотя были записаны за несколько лет до того, как произошли.

Например, в начале июня 1941 г. он записал, что на СССР нападут в течение месяца, чтобы «закончить наступление до морозов». Нападение произошло 22 июня. В 90-х г. история дополнилась: сообщалось, что группа диггеров, пробравшись в катакомбы под сооружением, нашла еще одну тетрадь Федотова, которая называлась «История будущего».

Там нашли сведения о создании Большого адронного коллайдера и чернокожем президенте США, правительство которого будет сопровождаться серьезными катаклизмами.

В конце было написано, что в конце XXI столетия государственные границы сотрутся, а правительство на земле станет единым. Но большинство людей все же считают эту легенду чистой выдумкой, поскольку проверить ее невозможно.

Болотный остров

Не меньше слухов ходило и о самом Болотном острове. В давние времена это было гиблое место, на котором казнили преступников.

Тут же промышляли в свое время разбойники во главе с разбойником Ванькой Каином, устраивали жестокие кулачные бои. После место отдали под церковное кладбище: при строительстве его попросту засыпали.

Интересный факт: впервые место попытались заселить еще в XVI веке, однако попытки были обречены: владельцы, желавшие обзавестись жильем на болоте, гибли от рук царей или разбойников.

Неудивительно, что здесь многим видятся призраки, особенно часто являются сам разбойник Ванька Каин и неопознанная девушка в белом.

Знаменитые жильцы

Фактически каждый жилец был знаменитостью – кандидатуры первых въезжающих лично отбирались Сталиным из числа наиболее важных госслужащих.

После войны сюда также заселяли творческую элиту. К числу наиболее известных жильцов можно отнести:

1. Государственных деятелей и их родственников: дочь Сталина Аллилуеву Светлану и его сына Василия, сына Феликса Дзержинского Яна, Косарева, Никиту Хрущева, Косыгина, Поскребышева, народного комиссара Куйбышева, революционера Мицкявичюс-Капсукас, организатора продотрядов Цюрупу.
2. Военных деятелей: маршала СССР Жукова, летчика Каманина, генерал-майора авиации Мазурка, маршала бронетанковых воиск Федоренко.
3. Литературных деятелей: поэта Демьяна Бедного, публициста Кольцова, драматурга Лавренова, писателя Трифонова.
4. Деятелей науки и искусства: архитектора Иофана, хореографа Игоря Моисеева, журналиста Семенова.
5. Ученых: врача-трансплантолога Шумакова, генетика Цицина, заслуженного врача РСФСР Ногину, биолога Лепешинскую.

Информация для туристов : знаменитый шахтер, перевыполнивший в 30-х г. в 14,5 раз норму выработки угля, Стаханов («Стахановское движение») тоже жил тут.

Более полный список знаменитых людей, проживающих в историческом здании на Набережной, можно найти на сайте Википедии.

Краеведческий музей

Он был открыт в 1988 г. – сперва как общественный музей, а через 10 лет получил статус государственного.

Инициатором выступила жительница Тер-Егиазарян, которая прожила в нем с момента постройки. Директором стала сама Тамара Андреевна, благодаря которой на здании были установлены мемориальные доски.

Через 10 лет ее сменила Ольга Трифонова – вдова писателя Трифонова.

Примечательно: название «Дом на Набережной» жилье получило после выхода в свет в 1976 г. социальной повести, автором которой был сам Трифонов. В ней писатель показал влияние времени на характер и судьбы людей, анализ и осмысление прошлого и настоящего.

Главным мотивом создания музея является желание рассказать посетителям о страшных 30-х г. ХХ века, воссоздать обстановку комнат периода репрессий. Музей можно посетить лично или заказать групповую экскурсию.

На сайте музея можно также найти информацию об участниках Великой Отечественной войны и репрессированных лицах, а также о том, чем закончилось следствие.

Кроме жилых зданий тут сохранились Театр Эстрады и кинотеатр «Ударник». Также расположились некоторые коммерческие организации, включая Дом российской прессы, рестораны, бары, кафе.

В начале XXI века на крыше была вывешена огромная реклама автомобилей «Мерседес», которую убрали только в 2011 г.

Сегодня среди жильцов уже нет такого большого количества представителей власти, однако нельзя сказать, что тут живут простые люди. По разным данным некоторые квартиры принадлежат Геннадию Хазанову, певице Глюкозе, актёру Александру Домогарову, Наталье Андрейченко.

О легендах Дома на Набережной смотрите следующее видео:

Фотогалерея